ДРЕВО

Древо Мира

Давным-давно в одной стране, там, где лежит NorWegr — Северный Путь, правил князь Гейрред[1].

Однажды появился в землях князя Гейрреда некий человек, о котором говорили, что он большой чародей. И правда, где бы ни ходил он, звери ластились к нему и ни одна собака ни разу не залаяла на него. Подивился этому князь и велел схватить этого человека, чтобы узнать, кто он таков.

И вот привели его к князю. Был этот человек одноглаз, одет в широкий синий плащ с меховой оторочкой. Угостил князь человека пивом и медом и велел рассказать, кто он такой. Но тот ответил лишь, что зовут его Гримнир[2], и ничего не сказал больше, как его ни расспрашивали. Рассердился князь и велел пыткой добиться у Гримнира рассказа о себе. И тогда люди князя разложили два больших костра и посадили этого человека между ними, чтобы жар донимал его.

Гримнир сказал:

Жжешь ты меня, могучее пламя, огонь, отойди!

Тлеющий мех потушить не могу я, пылает мой плащ!

(Речи Гримнира, 1)

У князя Гейрреда был сын Агнар, десяти зим от роду. Агнар увидел, как пытают Гримнира, подошел к нему и дал ему напиться из полного рога, и сказал, что князь плохо поступает, пытая безвинного. Тогда освободился Гримнир от пут и огня.

Гримнир сказал:

Счастлив будь, Агнар, - тебе пожелал Бог Воинов[3] блага:

какую награду выше найдешь ты за влаги глоток!

 (Речи Гримнира, 3)

 

Гримнир предрек, что Агнар будет князем земель Гейрреда, и оказал мальчику честь, лично рассказав ему о том, как устроен мир.

Гримнир сказал:

Три корня растут на три стороны у ясеня Иггдрасиль:

Хель под одним, под другим великаны и люди под третьим.

Не ведают люди, какие невзгоды у ясеня Иггдрасилъ:

корни ест Нидхегг, макушку олень, ствол мучает влага...

Ясень Иггдрасилъ — Древо Мира — центральная деталь композиции. Реджи Бойер, известный европейский исследователь, писал в одной из своих работ, что Иггдрасиль — это «краеугольный камень (...) наиболее, вне всякого сомнения, грандиозная, наиболее величественная идея нордической мифологии». И это, несомненно, так: именно Древо Мира является в индоевропейской традиции той осью, вокруг которой вращается колесо Порядка (вед. rta), определяя все происходящее во Вселенной. Вместе с тем нельзя, разумеется, не отметить, что символ Мировою Древа гораздо древнее не только нордической (и даже индоевропейской в целом) мифологии, но и самих индоевропейцев. Вероятно, не существовало ни одного народа, не знакомого с Мировым Древом: география этнографических и археологических свидетельств о вертикальной оси Мироздания действительно охватывает всю планету (см., например, работы М. Элиаде).

Говоря о Древе Мира в нордической (североевропейской) традиции, нельзя обойти вниманием славянский материал. Быть может, и утратив священные книги, подобные скандинавской Эдде, славянское язычество — одно из самых «живучих» в Европе — все же оставило нам культурное наследство, ничуть не меньшее, чем язычество германское или кельтское. Достаточно вспомнить «Слово о полку Игореве» — одно из прекраснейших произведений средневековой европейской литературы, до сих пор хранящее и загадки, и настоящие мистические тайны. Такие вот, например:

Боян бо вещий, аще кому хотяше песнь творити, то растекашется мыслию по древу, серым волком по земли, сизым орлом под облакы...

Древнерусское течи, течь означает идти, бежать, передвигаться (отсюда устар. утечь — «убежать»). Растекаться — «путешествовать».

По какому такому Древу путешествовал вещий Боян? Более того, эти строки содержат указание не только на вертикальную ось Мира (от земли до облаков), но и на его тройственную структуру. Ряд исследователей «Слова» считает растекашется мыслию ошибкой перепис­чика, искажением первоначального растекашется мысию, т.е. белкой (др.-рус. и диалект, мысь, что родственно совр. мышь). Если это так, три личины Бояна представляются символами трех миров индоевропейской традиции — Нижнего (волк), Среднего (белка) и Верх­него (орел)...

Действительно, являясь вертикальной осью Мира, священный Ясень связывает три классических пространства: Асгард, Мидгард и Хель — в скандинавской традиции, Правь, Явь и Навь — в славянской.

Средний Мир, пронизанный мощным стволом священного Ясеня, славяне называют Явью, скандинавы — Мидгардом (дословно — средний город, средняя ограда). Это — наш мир, мир людей.

Хель, Навь — Нижний Мир, лежащий под глубочайшими корнями Древа Мира. Древнее балто-славянское имя этого мира Навь имеет один корень с такими старинными русскими словами, как навьи, навы — мертвые, навка (мавка) — русалка, нав, навной — домовой, и восходит к еще более древней индоевропейской основе, связанной с процессом умирания и погребальными обрядами.

Это — пекельное царство славянских мифов, называемое иногда адом без придания последнему термину христианской нагрузки. Здесь обитает Хель — богиня Смерти, тождественная славянской Бабе Яге. Интересно, что обе традиции подчеркивают некую уродливую несимметричность ее облика. У скандинавской Хель лицо, одна половина которого цвета мяса, другая — мертвая, синего цвета. У славянской Яги одна нога живая, другая, как известно, костяная, мертвая. Образ богини Смерти, Черной Матери — несомненно, один из древнейших образов мировой мифологии. Правда, такой взгляд на владычицу Нижнего Мира отвечает только одной из ее «ипостасей», а есть и другие, не менее важные...

Другой обитатель подземного царства — дракон Нидхегг, также известен всем индоевропейцам. Он же, возможно, — мировой змей Ермунганд, он же — иранский дракон Дахака, он же — славянский Ясса (или Яшша), Ящер. В пекельном царстве гложет он умерших злодеев, и — он же! — кольцом обвивает Мидгард, мир людей. Это — мировое зло, так сказать, «антилогос» нашего мира, дожидающийся часа сжать свои смертельные кольца. Отметим, что так же, как и в отношении Бабы Яги, это только один из возможных взглядов на Мирового Змея, только один из возможных способов его восприятия. Того же Змея мы видим на магическом жезле Меркурия, в драконах геомантических традиций, в образах богов-Трикстеров — тех, «кто вечно хочет зла и вечно совершает благо»... Наконец, во многих славянских заго­ворах упоминается, что именно Змей «кует глубь морскую, высь не­бесную, крайний зуб и хребетную кость» — то есть связывает Мир воедино...

И, наконец, Верхний Мир — Правь, или Асгард (дословно — город богов). Здесь живут наши боги, и здесь небесные олени объедают листву Древа Мира:

Четыре оленя,

рога запрокинув,

гложут побеги:

Дайн и Двалин,

Дунейр и Дуратрор.

(Речи Гримнира, 33)

Эти небесные олени — символ Неба, общий священный символ древ­нейших индоевропейских религий. До сих пор их рисуют на «писанках» — расписанных пасхальных яйцах. В русской вышивке образ оленей, объедающих листву ясеня Иггдрасиль, дожил до прошлого столетия, хотя мифоло­гический смысл этих изображений во многом забылся.

Ясень Иггдрасиль, Древо Мира, пронизывает все три мира. Асгард, го­род богов, находится под самым Небом Мира, и олени, объедающие крону Ясеня, взобрались на крышу самого высокого чертога Асгарда, чтобы дотянуться до листвы. Так сказал Гримнир в палатах Гейрреда:

Эйктюрнир олень, на Вальхалле стоя, ест Лерад листву...[4]

(Речи Гримнира, 26)

Высоко в Небе Мира, на вершине Ясеня, восседает, согласно скандинавской Традиции, мудрый Орел. (Не потому ли и Боян, взлетая «под облакы», принимал личину орла?) Этот священный образ — образ Орла, венчающего Мироздание, — один из самых потаенных и магических в традициях индоевропейцев. Впрочем, как и самое Древо, Орел также известен магам практически всех народов. Сюда, в верхние пределы Мира, приведет нас исследование, если начнем мы распутывать тайны происхождения величайших символов и образов, используемых человечест­вом. Отсюда берут начало и имперские орлы ариев (в том числе и российский двуглавый), и Феникс — огненный орел магических откровений и ини­циации, и Орел Кастанеды, пожирающий осознание... Впрочем, об Орле довольно.

Следует упомянуть еще одного мифологического обитателя Древа — белку, носящую, согласно Эдде, имя Ротатоск (т.е. Грызозуб), бегающую по стволу Ясеня и переносящую новости и перебранку между верхним Орлом и нижним Драконом. Этот образ, также имеющий огромное магическое значение, сохранялся, к сожалению, лишь в славянской и скандинавской Традициях. Мы уже упоминали о варианте трактовки вступительных строк «Слова о полку Игореве», согласно которой Боян путешествовал по Древу в ли­чине белки, — параллель налицо. Другое славянское упоминание о белке Ротатоск принадлежит перу А. С. Пушкина.

Удивительно, насколько неисследованным остается сказочное наследие великого русского поэта; я не имею информации относительно того, кем и во что был посвящен Александр Сергеевич, но сам факт магического посвящения сомнений не вызывает: слишком многое звучит в его сказках, чтобы считать их простым пересказом сказок народных. Так, например, русская фольклорная традиция не знает мифологического петуха по имени Гуллинкамби (т.е. «Золотой Гребешок»), известного нам только по скандинавским текстам; точно так же народные русские сказочники не знают сказаний о волшебном народе Дон (или Дану), о принце Гвидионе из этого народа, но Пушкин упоминает эти имена: царь Дадон, царевич Гвидон... Еще более удивительно, что нередко новейшие фольклорные сборы в русской глубинке вскрывают именно те неизвестные доселе пласты общеевропейских параллелей, на которые уже намекал Пушкин...[5]

Упоминает Пушкин и о белке Ротатоск — помните, в «Сказке о царе Салтане»:

Ель в лесу, под елью белка;

Диво, право, не безделка —

Белка песенки поет

Да орешки все грызет...

К слову, сия ель (вероятно, вернее будет сказать — сия Ель) возвышается не где-нибудь, а на острове Буян, который выглядит славянским аналогом кельтского Аваллона — священного острова в Западных морях. И белка эта — еще к слову — совершенно не случайно песенки поет — у Пушкина в сказках вообще нет случайных слов. Впрочем, об этом чуть позже, а пока довольно и о белке.

Спустимся еще чуть ниже — туда, куда бежит Ротатоск, неся Силу Орла. Здесь, у корней Ясеня, бьет священный источник Урд. Здесь — центр Мира. У этого источника богини судьбы — норны — прядут жизни людей, богов и всего живого. Сюда боги съезжаются, чтобы держать совет:

Кермт и Эрмт,

и Керлауг обе

Тор вброд переходит

в те дни, когда асы

вершат правосудъе

у ясеня Иггдрасилъ;

в ту пору священные воды кипят,

пламенеет мост асов.[6]

(Речи Гримнира, 29)

Рассказывая о структуре Мира в северной традиции, мы еще не упоминали кельтов. Это, разумеется, не случайно; дело в том, что мистическая традиция кельтов, хотя и родственная германо-славянской, все же стоит несколько особняком. Как и все индоевропейцы, древние кельты прекрасно знали о существовании трех «ступеней» мироздания, но знание это носило у них гораздо более сложный характер.

В 1862 году в Великобритании Д.Дж. Родериком было опубликовано принадлежащее перу Йоло Морганнуга собрание валлийских бардовских текстов, озаглавленное «Барддас». Помимо всего прочего, «Барддас» содержит и знаменитые «Триады Бардов», где есть строки, касающиеся ин­тересующей нас темы:

Три вещи, необходимые для всего, что живо: рождение в Аннуне, рост в Абреде и полнота на небесах, то есть в круге Гвинвид; ничто не существует вне этих трех вещей, кроме Бога.

Аннун, Абред и Гвинвид представляют собой кельтский вариант трехчастного вертикального деления Мира; Аннун выглядит аналогом Хель, Абред — Мидгарда, Гвинвид — Асгарда. Это действительно так, но... не совсем. Даже одного-единственного приведенного выше отрывка может оказаться достаточно, чтобы увидеть, что в триаде Аннун—Абред—Гвинвид скрыто нечто большее, чем в триаде Хель— Мидгард—Асгард. Недаром и сами кельты называли ступени этой вертикальной последовательности не мирами, но кругами.

По определению «Барддас», Абред — круг, «где смерть сильнее жизни, и где все существующее порождено смертью». Мидгард, мир людей, этому определению вполне отвечает: каждый из нас

смертен. Гвинвид, согласно «Барддас», — круг, «где жизнь сильнее смерти, и где все существующее порождено жизнью». Вспомним, что языческие боги не бессмертны, но жизнь в Асгарде действительно «сильнее смерти». Однако понятие «Абред» шире, чем понятие «Мидгард», так же, как Гвинвид — нечто большее, чем просто Асгард, мир человеческих богов. Действительно, ведь северные саги неоднократно упоминают и другие миры, кроме трех классических: таковы, например, скандинавский Утгард, мир великанов, Альвхейм, мир светлых альвов (эльфов) и т.д. Существа, обитающие в этих мирах, смертны, но Мидгарду не принадлежат. Таким образом, в круге Абред могут сосуществовать различные миры, подо6ные нашей с вами Яви, в круге Гвинвид - миры, подобные Прави или Асгарду...

Это очень краткое (и довольно поверхностное) описание кельтской модели вертикального строения Мира. На самом же деле триада Аннун—Абред—Гвинвид представляет собой мощнейший аппарат для  анализа и  описания  реальности, тщательно  разработанный в книге «Барддас» и других валлийских средневековых источниках. о более подробное рассмотрение этой триады уведет нас в сторону от темы этой книги. Поэтому здесь мы остановимся еще только на одном понятии, связанном с этой триадой, — на понятии Круга Пустоты, круга Кигант:

Три круга бытия: круг Кигант, где нет ни живого, ни мертвого, кроме Бога, и никто, кроме Бога, не может пересечь его; круг Абред, где смерть сильнее жизни и где все существующее порождено смертью; круг Гвинвид, где жизнь сильнее смерти и где все существующее порождено жизнью...

Аннун — круг небытия, определяемый в «Барддас» как «наиболее удаленный от Бога», не включен в эту новую триаду, поскольку речь идет о кругах бытия. На его месте появляется Кигант, Круг Пустоты, ассоциирующийся с тем, что находится в скандинавской традиции выше Асгарда, — с кроной ясеня Иггдрасиль, с Небом Мира.

И, чтобы завершить картину, вернемся к «Речам Гримнира». В 31-й строфе этой песни Один говорит:

Три корня растут на три стороны у ясеня Иггдрасиль: Хелъ под одним, под другим великаны и люди под третьим.

В другом произведении Старшей Эдды — в «Прорицании вёльвы» — упоминается еще больше корней Мирового Древа:

Помню девять миров, и девять корней, и Древо Предела...

Подытожим сказанное. В Хель, в Аннун, уходит один из корней Ясеня. Другие — тянутся к мирам Абреда: в Мидгард, в Утгард, в Альвхейм. Ми­ры Гвинвида возвышаются над ними, касаясь ветвей Ясеня, уходящих в Небо Мира, в пустоту круга Кигант.

Такова, вкратце, структура Мира в североевропейской традиции. Реальный Мир, разумеется, гораздо сложнее, но такая модель все-таки позволяет сделать вывод, который необходим автору для продолжения рассказа. Тот факт, что корни Древа, отвечающие разным мирам Абреда, сходятся у основания священного Ясеня, свидетельствует о возможности путешествовать из одного мира в другой, проходя через эту точку. Это — источник преданий о Волшебной Стране.

А теперь я прерву свой рассказ, чтобы вернуться к князю Гейрреду его гостю. Гримнир сказал:

Лик свой открыл я асов сынам...

Гримнир мне имя у Гейрреда было...

Пьян ты, Гейрред!

Пил ты не в меру,

отныне лишен ты

подмоги моей...—

милости Одина.

Много я рассказал,

но мало ты помнишь; дружбе конец;

вижу я меч прежнего друга —

кровью покрыт он.

Игг получит

мечом пораженного,

конец твой настал;

разгневаны дисы;

увидишь ты Одина,

коль смеешь приблизься!12

(Речи Гримнира)

Князь Гейрред сидел, держа на коленях меч. Услыхав, что Один тут, он встал, чтобы оградить его от огня. Меч выскользнул у него рукоятью вниз. Князь споткнулся и упал навзничь. Меч пронзил его, и он умер. Тогда Один исчез. Агнар же, сын Гейрреда, стал князем той земли и долго правил...


[1] Здесь и далее мы используем содержание песни «Речи Гримнира» (Старшая Эдда). Текст песни относится к концу I тысячелетия н.э.

[2] Гримнир — дословно Скрывающийся-под-Маской, одно из имен бога Одина.

[3] Бог Воинов — хейти Одина. (Хейти — скандинавский термин, означающий своего рода прозвище, «имя для посторонних», употребляемое тогда, когда истинное имя человека, бога или предмета сакрализовано или просто не должно быть упомянуто в текущий момент. Употребление хейти — общий магический прием многих народов.) Фактически этой фразой Гримнир признал, что он — Один, так как в Средние Века хейти богов были известны каждому образованному человеку.

[4] Эйктюрнир (дословно: «с дубовыми кончиками рогов») — имя небесного оленя; Лерад — еще одно имя священного Ясеня.

[5] Такова, например, русская сказка о девушке, чародейством созданной из цветов и позднее погибшей. Сказка является, вероятно, параллелью кельтским сказаниям о народе Дон и принце Гвидионе, которых касался Пушкин, но была записана лишь в начале XX века и опубликована И. Симоновым в 1960 году (Охотники за сказками. М., 1960). Вместе с тем нельзя не отметить тот факт, что Пушкин пользовался и лубочным вариантом русской «Сказки о Бове-королевиче», восходящим к итальянскому варианту, который восходит куда-то еще...

[6] Кермт, Эрмт, Керлауг — реки, окружающие это место. Мост асов — радуга, путь между мирами, скандинавы называли его Биврест.


(с) Платов А. Магические Искусства Древней Европы. – М.: «София», ИД "Гелиос", 2002.

 

ГЛАВНАЯ

 

(с) Arbor Mundi, 2005

Hosted by uCoz